Игорь Гриньков - Откровения судебного медика [сборник]

В Грозном, в прокуратуре ЧИАССР, нас уже ожидал Саид Магомедович Пашаев, невысокого роста, в очках, скромный и немногословный. С этой минуты он буквально взял нас под свою опеку. Для нас был забронирован 4-местный номер в гостинице «Колос», что рядом с колхозным рынком, местом бойким и многолюдным. Саид все заранее продумал и сделал так, чтобы члены группы находились постоянно вместе и под его контролем. Местными «страшилками» он нас не пугал; не исключаю, что лишь А. Бадаев как руководитель был посвящен в некоторые особенности текущего момента. Пашаев только однажды довольно твердо и настоятельно попросил, чтобы мы не выходили в город поодиночке и с наступлением ночи.

Он появлялся в нашем номере ранним утром, когда мы еще находились в постелях, терпеливо ждал окончания туалета и вел завтракать. Затем он следовал за нами неотступно, словно тень. Когда Саид успевал делать свою непосредственную работу — для меня осталось загадкой. Вечером, после совместного ужина в ресторане, он поднимался к нам в номер, и они с Бадаевым обсуждали планы на завтрашний день. Посидев минут 5–10 и пожелав всем доброй ночи, Саид покидал нас. Вначале я принимал это за проявление чисто кавказского гостеприимства, но спустя время понял, что он чувствовал персональную ответственность за нашу безопасность.

Саид Магомедович Пашаев, сотрудник прокуратуры ЧИАССР

А между тем в дневном Грозном внешне ничто не предвещало грядущих событий. Почти 900-тысячный город внешне жил своей обыкновенной жизнью: партийные и государственные учреждения работали в обычном режиме; по дорогам катил поток легковых машин, среди которых часто попадались «иномарки»; на базаре шла шумная торговля фруктами, овощами и зеленью; полки магазинов, как и по всему Союзу, являли собой жалкое зрелище, зато на прилавках многочисленных кооперативных киосков громоздился традиционный набор «колониальных» товаров; винные лавки и пивные были полны народу, и туда беспрепятственно заходили советские офицеры по окончании службы; на перекрестках группировались люди в папахах и кепках (обрывки бесед не проливали свет на содержание разговоров — надо было знать чеченский); молодежь волочилась за проходившими одинокими девушками, причем только за славянками, и делалось это исключительно дерзко и напористо; по вечерам в ресторанах трудно было отыскать свободный столик, и в отличие от провинциального Карачаевска 8-летней давности в столичных ресторанах можно было увидеть чеченок или ингушек в компании друзей, а их головные платки выглядели скорее деталью кокетливого декора от кутюр, но отнюдь не исполнением предписаний шариата. Но этому угару эмансипации не суждено было длиться долго; через пару лет господин Удугов, строгий ревнитель исламских ценностей, заготовит для всех чеченских женщин паранджу.

Отношение простых чеченцев к людям не титульной нации (в частности к солдатам) было в целом доброжелательным, об этом я могу судить по моему прошлому личному опыту. В 1975 году, по окончании 5-го курса Астраханского медицинского института, мы перед сдачей государственного экзамена по военному делу проходили 2-месячные, так называемые «офицерские сборы» на базе танкового учебного полка, дислоцировавшегося близ п. Шали. Нам, курсантам, выдали со складов обмундирование старого образца, видимо, залежавшееся в каптерках с послевоенных лет. Неудобные, обручеобразные фуражки, постоянно сползающие на уши; гимнастерки, стоящие колом, с высоким воротничком-стойкой, подпоясанные жестким ремнем; широченные галифе; грубая кирза, в голенищах которой наши тощие голени напоминали палец, вставленный в стакан. Одним словом, пародия на защитника Отечества! Самым полезным предметом амуниции считалась алюминиевая фляжка для воды, обтянутая сукном, куда мы наливали водку, купленную в магазине военного городка. Продавщица, пышнотелая платиновая блондинка неопределенного возраста, очень натурально изображала возмущение, но, убедившись, что поблизости нет офицеров, удалялась в подсобку, где и происходила замена одной жидкости на другую.

В «самоволке», блуждая по улицам Шали, часто можно было услышать из-за забора:

«Солдат, подожди, — и радушный хозяин высыпал в подол гимнастерки полное ведро яблок или ягод. — Кушай на здоровье!»

У каждого из них кто-то где-нибудь служил «срочную» в армии: в России ли, в других республиках Союза. Так было…

Вечером 20 июля в нашем гостиничном номере состоялось подобие совета в Филях. Все формальности были выполнены, и на 4 утра была назначена эксгумация. За нами должны были заехать. Как обычно в подобных случаях, не обошлось без условий, на непременном соблюдении которых настаивала потерпевшая сторона. Первое, что исследовать труп надлежало не на кладбище, а в морге Бюро СМЭ ЧИАССР, меня устраивало во всех отношениях. Чем копаться в антисанитарных условиях в грязи, лучше сделать это в специально оборудованном для подобных целей помещении. Второе, что при исследовании трупа обязательно должен присутствовать эксперт-чеченец (видимо, для контроля), тоже не слишком задевало мое профессиональное самолюбие. Ну, не доверяют нам здешние жители, полагают, очевидно, что при огнестрельной травме «чужие» эксперты зарегистрируют смерть от инфаркта миокарда. Не вешаться же теперь из-за этого!

Ровно в назначенный час раздался стук, и в дверном проеме обозначилась колоритная фигура «человека из Палермо» (тип босса мафии в дурном кинематографическом варианте). Темная шляпа с круглыми твердыми полями, такого же цвета добротный костюм, на внушительном носу черные очки, холеное мясистое лицо с надменно-непроницаемой маской, аккуратно подбритые небольшие усы, перстень на безымянном пальце, скупые жесты и подчеркнутая немногословность. Крутой man, как выразились бы сейчас!

Во дворе стоял новенький черный «ГАЗ-24», поблескивающий никелированными деталями. Устроившись на мягких кожаных креслах (роскошь по тем временам), мы мягко зашуршали шинами по асфальту. За всю дорогу наш сопровождающий так и не проронил ни звука, его «сицилийский» профиль, подсвеченный красноватыми лампочками приборной доски, имел какой-то зловещий, почти люциферовский вид.

В предрассветном тумане на Алхазуровском кладбище все уже были наготове, ждали только появления оперативно-следственной группы, без которой процессуально производство эксгумации невозможно. Молодые парни в войлочных шапочках и мягких сыромятных чувяках, надетых на толстые домашние носки, очень быстро и осторожно извлекли тело из вырытой могилы и переместили его в автофургон. Бадаев едва успевал заполнять протокол.

Когда кавалькада из трех машин добралась до грозненского морга, солнце поднялось довольно высоко и начало припекать. Был субботний день, и в морге, кроме младшего и среднего персонала, находился лишь эксперт Ахметханов Руслан Адуевич, специально приглашенный родственниками убитого для осуществления «независимого контроля». Он сразу расположил меня к себе, когда деликатно произнес:

— Коллега! Я не буду вам мешать. Сам не люблю, когда у меня стоят за спиной. Делайте все, что сочтете нужным. Когда закончите, я выйду на крыльцо и скажу родственникам, что все было сделано по всем правилам. — И добавил: — Если нужна будет помощь, зовите меня без стеснения.

С этими словами он ушел в глубь секционного зала и погрузился в бумаги, грудой лежащие на столе…

Дабы не шокировать читателя описанием того, что находилось на моем секционном столе и когда-то было живым человеком, я вынужден опустить некоторые не слишком эстетические детали и подробности. Но должен заметить, что полуразложившийся труп оказался куда более «сохранным», чем я предполагал; видимо, разница в климатических условиях и составе почвы сыграла свою «положительную» роль.

На фоне гнилостно измененных кожных покровов были четко различимы небольшие отверстия правильной округлой формы диаметром от 0,2 до 0,3 см, в количестве свыше 30 штук, рассеянные на левой передней и боковой поверхностях грудной клетки, а также в области левого подреберья. Они располагались на участке неправильной овальной формы размером 30 × 16 см. Расстояние между отдельными ранами составляло от 0,5 до 4 см с максимальной кучностью чуть выше левой реберной дуги. Все раны были идентичны по форме, размерам и другим признакам (они имели дефект ткани в центре и визуально относительно ровные края с наличием кольцевидных кровоизлияний более темного цвета).

Не вызывало никакого сомнения, что диагноз — «ранение осыпью дроби» — очевиден. Тем более что не все раны оказались проникающими в плевральные и брюшную полости; в проекции грудинной кости под кожей прощупывалось плотное шаровидное образование, которое после извлечения из разреза оказалось слегка деформированной, округлой дробинкой светло-серого цвета, диаметром 0,3 см.